шлюпу «Восток»; они привезли для продажи рыбу. По приказанию моему комиссар выменял до семи пудов, за пронизки, зеркальцы, гвозди и другие безделицы; при сем случае также выменены разные вещи их рукоделия.

Старика, которого я накануне одарил по-новозеландски так щедро, мы признали за начальника. Я встретил его со всею вежливостью Южного океана, обнялся с ним и прикосновением наших носов мы как будто утвердили взаимное дружество, которое с обеих сторон сохраняли в продолжение пребывания шлюпов в заливе королевы Шарлотты. Уже было время обеденное, я пригласил начальника к себе в каюту с нами отобедать. Его посадили в первое место между мною и лейтенантом Лазаревым. Он все столовые вещи с удивлением перебирал и рассматривал, но есть не принимался прежде, нежели другие показали пример; тогда осторожно, и притом неловко, вилкой клал кушанье в рот. Вино пил неохотно. За столом уверяли мы друг друга в взаимной приязни знаками и несколькими словами, мне известными, а когда, желая ещё убедительнее уверить его в моей дружбе, я подарил ему полированный прекрасный топор, то он от радости не усидел за столом, бросился наверх на палубу, куда я его проводил. Отсюда прямо бросился к своим землякам и, обняв меня, с большою радостью повторял: «токи! токи!» (топор! топор!).

Прочих зеландцев угощали на шканцах сухарями, маслом, кашицею и ромом. Они охотно всё ели, но рому достаточно было на всех одной чарки. Таковая трезвость их служит доказательством весьма редкого посещения просвещённых европейцев, которые, где только поселятся, приучают жителей пить крепкие напитки, курить, за губу класть табак и напоследок, когда сии люди непросвещённые испытают бедственное употребление горячих напитков, тогда принимаются доказывать им, как гнусно вдаваться в пьянство и прочие вредные склонности.

Зеландцы, по окончании своего обеда, сели в два ряда друг против друга, начали петь довольно изрядными напевами и весьма согласно. Один из них всегда запевал, а потом все вдруг подхватывали и оканчивали весьма громко и отрывисто; тогда тот же человек снова запевал и таким же образом все к его пению приставали и отрывисто оканчивали. Нам казалось, что напев их некоторым образом похож на наш простонародный, и пение зеландцев состоит из разных небольших куплетов. Наш барабан с флейтою хотя на некоторое время и обратил внимание наших посетителей, но они равнодушно слушали звуки сих инструментов, и начальник объяснял, что и у них есть музыкальное орудие, звуком флейте подобное.

Художник Михайлов нарисовал портрет начальника.

Пробыв с нами немалое время, зеландцы отправились обратно на берег и были крайне довольны удачною торговлею; снабдили нас свежею рыбою достаточно на оба шлюпа для ужина. При отъезде пригласили нас приехать на берег, и чтобы более возбудить к тому желание, показывали знаками, что мы будем угощаемы прелестным полом.

После обеда я приказал с «Востока» выпалить из нескольких пушек, а когда смерилось, пустил несколько ракет, дабы сим уведомить о прибытии нашем жителей, внутри обширного острова находящихся, полагая, наверное, что на другое утро из разных мест они соберутся к нам в большом числе.

Сего же дня на обоих шлюпах спустили гребные суда и принялись вытягивать такелаж, который от продолжительной борьбы против крепких ветров ослаб.

Поставили походную кузницу, чтобы вновь сделать шкафутные секторы, которых мы лишились во время мгновенного штиля после последней сильной бури.

30 мая. Следующего утра на тех же лодках зеландцы посетили шлюп «Мирный» и одна часть приехала на «Восток». В числе бывших на «Мирном» находился тот же самый начальник, а также и другие особенные старшины.

Лейтенант Лазарев угостил их обедом, они всего охотнее ели коровье масло, и даже попортившееся жадно глотали.

В сие время на шлюпе «Мирный» вытягивали ванты и подымали из трюма бочки. Зеландцы с удовольствием и величайшею ревностию помогали работать, тянули веревки, производя громкий довольно согласный крик в такту. Когда случалось, что верёвка обрывалась, и они от сильного напряжения падали, тогда громко смеялись.

После сего забавлялись своею пляскою, состоящею из разных кривляний при громком пении, топании ногами и движении руками; лица искривляли так, что неприятно было смотреть; глаза иногда подводили под лоб. Пляска сия казалась воинственною, изъявляла презрение к неприятелю и победу над оным.

Художник Михайлов нарисовал сию пляску; изобразил все кривляния лиц, глаз, положение частей тела и чрезмерно напрягаемые мускулы. Нарисовал портрет одного из старшин; его пригласили в каюту и посадили на стул, чтобы спокойно сидел, занимали разными для него новыми предметами, а лодку, на которой были его жена и семейство, подвели под корму, дабы он мог их видеть.

До полудня офицеры ездили со мною в Корабельную бухту (Ship Cove), чтоб осмотреть и избрать место, где удобнее налиться водою. При входе нашем в бухту, прекрасное пение множества береговых птип отзывалось подобно фортепианам с флейтами и обворожало слух, давно чуждый подобных приятностей. Мы пристали в самом заливе и вышли на каменья. В нескольких саженях увидели речку со свежею прекрасною водою, которая течёт с высоких гор, пробираясь сквозь густой непроходимый лес, составившийся из кустарников и переплетения одного дерева с другим от вьющхся лианов,[222] толщиною равных лозам дикого винограда. У сей речки при самом лесе мы увидели небольшой шалаш из листьев и в нём несколько рыбы, множество ракушек, называемых морскими ушами.[223] Шалаш сей повидимому служил убежищем малочисленному семейству. Бывшие со мною офицеры настреляли несколько бакланов, с голубою, фольге подобною, оболочкою глаз, несколько малых птиц, вероятно того рода, которые в путешествии капитана Кука описаны обоими Форстерами. Пробыв несколько на берегу, я возвратился на шлюп, и тогда же с обоих шлюпов отправили за водою вооружённые барказы. Случилось, что от места, где наливали воду, жители находились за непроходимою горою, и работа окончена без препятствий. Тут же закидывали невод, но рыбы попало весьма мало.

По приезде моём на шлюп капитан-лейтенант Завадовский сказывал мне, что хотел купить у одного зеландца орудие из зелёного базальта, подобное маленькой лопатке, но продавец потребовал шинели Завадовского, и покупка не состоялась.

31 мая. Поутру я пригласил художника Михайлова, астронома Симонова и некоторых офицеров шлюпа «Восток», лейтенанта Лазарева и офицеров шлюпа «Мирный» посетить островитян, и мы отправились на двух катерах, на которых поставили по фальконету, при том каждый из нас имел ружьё, а сверх сего у иных было по паре пистолетов. При таковом вооружении нисколько не опасались вероломства жителей.

Мы пристали к ближайшему селению, за первым мысом к северу от Корабельной бухты (Ship Gove), на том самом месте, где капитан Кук во время своего здесь пребывания увидел человеческое мясо: Жители разбежались; нас встретил только один из них, и